Честь твоего врага - Страница 39

— А тебе и не надо понимать, — лениво ответил Лютик. — Твое дело — глоток побольше порезать и пошуметь посильнее.

Атаман наклонился вперед и, красуясь перед самим собой, произнес:

— Хватит всяким баронам кровь у простого люда пить. По весне подгребайте ко мне поближе, сами дворянами станете, если поведете себя по-умному. Мне хорошие бойцы понадобятся. Понятно? — Лютик обвел «разбойников» грозным взглядом.

— Понятно, — кивнул Шатун. — Только того, давай-ка десять золотых сейчас, и по весне десять. А то как-то опасно в тех местах лихими делами заниматься, да еще и с баронами связываться. У них, знаешь, тоже мечи есть.

— Можно и по десять, — милостиво кивнул атаман. Он явно чувствовал себя уже чуть ли не эрлом и пытался изображать из себя дворянина. — Завтра все обсудим, да и пойдете, а то время к осени идет. А пока будьте моими гостями, ешьте, пейте, я угощаю.

Отряд изображал загул, постоянно требуя нового пива, разговаривая на повышенных тонах и гогоча по каждому ерундовому поводу. То один, то другой из них время от времени улучал момент, чтобы сделать круг по помещению, якобы познакомиться с новыми друзьями. Они по кусочкам собирали нужные им сведения, а заодно расплескивали большую часть только что налитого пива.

— Скользкого здесь нет, — тихо шепнул Ким. — Как я понял, он недавно ушел, куда-то дальше на восток. Судя по всему, имени нанимателя здесь никто не знает, даже Лютик. Только бычится и пыль пускает, но все деньги и приказы через Скользкого шли. Атаман так, людей набирает да шумит. Тут половина его в грош не ставит.

— Давно ушел? — тихо спросил в ответ Лашан.

— Давно, похоже, — кивнул Ким, — неделю, может, и того больше. Боюсь, опять его упустили.

— Эй, Шатун! — окликнул Грега его старый знакомый. — Пойдем потолкуем, дело есть.

— Какое дело? — недоуменно спросил Грег. — Ты присаживайся, Кривой. Выпьем, поговорим, обо всех делах расскажешь.

— Да лучше наедине, — заупрямился разбойник.—

Пойдем, не пожалеешь.

— Пошли, раз так. Пива только возьму.

Они вышли под покрытое крохотными искорками звезд небо. Строения стояли в поселке очень кучно, почти впритык друг к другу. Никаких дворов, обычных для крестьянских деревень огородов на задах. Ничего, только голые, наспех поднятые одноэтажные избы.

Кривой завел бывшего грабителя в узкий тупик между срубами и обернулся.

— Слушай, Шатун, я тут вот чего подумал, — начал разбойник, — слухи разные ходили по городу, когда ты пропал...

Шатун промолчал, не реагируя на паузу. Кривой, по всей видимости, ожидал, что его бывший приятель тут же бросится в объяснения, но, так их и не дождавшись, продолжил:

— Говорили, будто бы ты в королевскую армию подался. Перекинулся в стражники, когда тебе нож к горлу приставили.

— Брехня, — коротко ответил Шатун, в уме судорожно прикидывая варианты, которые у него были. — Мне каторгу присудили, шесть лет. По дороге на север я сбежал, потом решил, что в столицу возвращаться опасно, вот и нашел новых приятелей.

— Брехня-то, может, и брехня, — покачал головой Кривой, — да только не слышал я, чтобы с этапа кому сбежать Удавалось. Там стражники лютые, они лучше лишний десяток сгноят в дороге, но сбежать никому не дадут.

— Я же здесь, — справедливо заметил Шатун, настаивая на своем, — значит, удалось. Ты кому веришь, разным слухам или мне?

— Да я-то, может, тебе и верю, — продолжал гнуть свое Кривой, — да поверит ли Лютик, если я ему все выложу?

— Чего ты хочешь, не пойму, — медленно произнес Грег, слегка поворачиваясь, чтобы разбойник не видел его левую руку, которая легла на рукоять кинжала.

— Мое молчание будет тебе стоить пять золотых монет, — осклабившись, предложил Кривой. — Всего пять монет, и ты уйдешь отсюда живой.

Грег думал. Пять монет были не такими уж и большими деньгами за жизнь. Вот только он не верил, что Кривой действительно будет молчать. Вполне возможно, что он уже рассказал атаману свою историю. Или только и ждет, что Шатун заплатит откупные, чтобы окончательно убедиться в своих подозрениях и выложить их Лютику. Это могло быть правдой, Кривой никогда не отличался особым умом, да и знал он Шатуна еще в то время, когда вполне мог побороться с ним на равных. Он не знал одного — как много битв с той поры пришлось пройти Грегу. И в отличие от того башера Шатуна, который, как и большинство мелких грабителей в столице, не любил пускать кровь, сейчас Грег научился, если надо, убивать не задумываясь.

Он принял решение. Кинжал неслышно выскользнул из ножен и устремился к сердцу бывшего приятеля Грега. В последний момент Кривой почуял неладное и перехватил руку с ножом. Пытаясь ускользнуть от лезвия, разбойник повалился на землю. Грег тут же навалился сверху, правой рукой зажимая рот Кривого, а левой продолжая давить на кинжал.

Острие проткнуло ткань плотной рубахи разбойника и медленно, дюйм за дюймом, начало входить в человеческую плоть. Сквозь прижатую к его рту ладонь Шатуна, Кривой пытался говорить:

— Шатун, ты чего, я пошутил. Не дури, Шатун, никому я ни звука, ты же меня знаешь.

Кривой хрипел, одной рукой стараясь оторвать зажимающую его рот руку, а второй удерживая рукоять кинжала. К сожалению, проблема была именно в том, что Шатун действительно знал Кривого. Знал слишком хорошо, чтобы хоть на мгновение усомниться в том, что он немедленно его сдаст, если останется жив. И Грег надавил сильнее.

Воин почувствовал, как лезвие кинжала скользнуло, слегка зацепившись, по ребру разбойника и проскочило глубже. Эти мгновения, за которые кинжал прошел короткий путь до сердца бывшего приятеля, показались Грегу вечностью. Наконец Кривой перестал сопротивляться и выдохнул последний раз.